Литературный час
Шутить умеют все. Или почти все. Очень жаль людей, напрочь лишенных чувства юмора. Вся многогранность их жизни, к сожалению, ограничена узкими рамками прагматизма. Они — серьезны и деловиты. Они не признают юмор как нечто необходимое для человеческого общества, вернее, они его не понимают. А жизнь как раз очень разнообразна.
И порой сложно относиться к некоторым событиям без легкой доли иронии. И именно юмор является одним из выходов из ситуации, потому что когда возникает какая-то острая проблема, которую трудно решить, то улыбка может стать утешением и помощью. А подтрунивание над самим собой, над своей несостоятельностью (самоирония) всегда добавляет уверенности в себе. «Расскажи, что тебя смешит, и я скажу, кто ты», — утверждал великий Гёте и был абсолютно прав. Бывают периоды, когда совсем не до смеха, и встречаются народы, признающие единственный и самый архаический вид смеха — осмеяние реального или мнимого противника. Смех свойствен только людям. Он всегда может разрядить конфликтную ситуацию, снять стресс и просто добавить положительных эмоций. Всем известно мнение, что смех продлевает жизнь. Это абсолютно верно: у людей улучшается физическое и психическое здоровье.
Смеясь, человек становится в тот момент счастливее. В наше время, когда в обществе все так непросто, относиться ко всему надо только с юмором…
А ведь просто юмор и юмор, переходящий в сарказм, имеют долгую историю. Античная комедия, эзопов язык, гротескный мир Рабле, философская повесть Вольтера, комизм Гоголя и Чехова свидетельствуют о присутствии иронического на всех этапах истории литературы.
Исторически юмор и сарказм использовались как средства выражения авторской позиции. Во времена жесткой цензуры и ограниченности свободы слова авторы шли на разные хитрости, чтобы донести свою мысль до народа. И чаще всего они прибегали именно к юмору и сарказму, как, например, в баснях Крылова или сказках Салтыкова- Щедрина.
XX век вообще стал «царством иронии»… Остановимся на всеми любимых, неоднократно экранизированных романах «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»! Ну конечно жеих авторы, «близнецы-братья» Ильф и Петров. Их имена настолько слились воедино, что в русской классической литературе нет, пожалуй, другого прецедента такого «сдвоения» писателей.
Илья Ильф и Евгений Петров…
«– Илья, как думаете, нам оставить Бендера в живых?
– Да, разумеется. Но лучше убить. Или оставить в живых.
– Или убить? Или оставить в живых?
– Да. Оставить в живых. Или убить.
– Женя, Вы оптимист собачий. Женя, не цепляйтесь так за эту строчку. Вычеркните ее.
– Я не уверен…
– Гос-споди, ведь это же так просто! (выхватывает из рук перо, вычёркивает слово)
– Вот видите! А Вы мучились».
Именно так продвигалась работа над каждым фрагментом книги. Любой из них вызывал спор до хрипоты, видимо, поэтому до сих пор, что «Золотой телёнок», что «12 стульев» пользуются успехом. Потому что каждое слово взвешено и продумано.
Составить автобиографию автора «Двенадцати стульев» довольно затруднительно.Мы рассмотрим только некоторые сюжеты, почти не касаясь биографических подробностей.
Дело в том, что автор родился дважды: в 1897 и в 1903 году. В первый раз – под видом Ильи Ильфа, а во второй – Евгения Петрова. Ильфа звали Илья Арнольдович (Арьевич) Файнзильберг, а Петрова — Евгений Петрович Катаев; что у них была разница в пять лет и что оба погибли в 40лет — Ильф умер от туберкулеза, а Петров разбился в военном самолёте, возвращаясь с фронта.
Оба одесситы, оба писали фельетоны для «Крокодила» и «Правды», оба обладали невероятно острым умом и слогом, и… на этом, пожалуй, сходство двух личностей внутри одного великого автора заканчивается.
Вот, например, старший товарищ, Файзильберг, – выходец из того чудесного, окутанного мифами, байками и стереотипами народа, который, по сути, создал ту мифическую и остроумную славу самобытной Одессы. Спокойный тихий талант или, как говорят «прямо среди здесь, у нас в Одессе», он мог бы и не связать свою жизнь с авторством, а продолжил бы работать в чертёжном бюро, или на телефонной станции, или на военном заводе. Но начал непосредственно марать бумагу в одесских газетах, куда благодаря врождённому остроумию и наблюдательности писал материалы юмористического и сатирического характера – в основном фельетоны.
А вот Евгений Катаев был помладше, но жил поинтереснее, хоть и рисковал на каждом шагу. Первым его литературным произведением был протокол осмотра трупа неизвестного мужчины. Всё потому, что Петров три года отработал в Одесском уголовном розыске, где и приключилась одна весьма странная история. Был у Жени Катаева один старый приятель – Саша Козачинский. Обычный сорвиголова, дерзкий тип с большими амбициями. Поезжайте в Одессу и спросите, кем был Козачинский до революции. Он был простым благородным работником уголовного розыска и продолжал искать себя в жизни. А потом стал наш Саша простым благородным бандитом. Промышляли они здорово, но вот беда, накрыли их доблестные чекисты во главе с Катаевым. Козачинский сдался другу, и неспроста. Старая Одесская хитрость: сделай человеку приятно, особенно, если он работает на власть. Вот Катаев, уже будучи в Москве, пристроил пропащего друга в «Гудок», а потом заставил его, уже ведущего маститого журналиста, написать повесть «Зелёный Фургон», рассказывающую про их одесские дела.
Про то, как Ильф и Петров превратились в одного писателя — даже не в соавторов, а действительно в некоего Ильфа-Петрова, который был значительно талантливее их обоих, — знают все благодаря мемуарам Петрова «Мой друг Ильф» (так и не дописанным) и «Алмазному моему венцу» Катаева.
После стольких приключений разрозненным частям удалось, наконец, встретиться в Москве в 1923 году. Два талантливых бумагомарателя быстро сдружились и обнаружили у себя схожий круг интересов и тягу поработать друг с другом.Их совместное творчество началось во время кавказской командировки, куда их отправили писать сатирические репортажи.
Вот написали они фельетоны в соавторстве. А почему бы не посягнуть на крупные формы? Тем более что Петров… Кстати, а почему Петров, если он Катаев? У Евгения был брат Валентин – ученик Бунина, ставший маститым писателем, проживший бурную жизнь в революциях и написавший такие произведения, как «Сын полка» и «Белеет парус одинокий», «Алмазный мой венец…» Вот Петров и подумал, что двух Катаевых быть не может и сменил фамилию на «Петров». Именно брат Валентин подкинул двум авторам идею «12 стульев». Всё очень просто: старший брат, уже известный к тому времени писатель, решил использовать брата и его лучшего друга в качестве литературных негров и отнюдь не за «золотые гири». Мол, напишите, а я подкорректирую. Но когда через некоторое время Ильф с Петровым явили ему плоды своих трудов, он понял, что как минимум неэтично отбирать такой шедевр у, как оказалось, таких талантливых авторов…
Известно, что выдумывали они вдвоём, а записывал Петров с его каллиграфическим крупным почерком; что за годы работы, как идеальные супруги, они стали похожи внешне, но так и не перешли на «ты».
Ильф и Петров неожиданно для себя вышли в гении. Не сказать чтобы у них была заниженная самооценка — оба были бешено самолюбивы и вдобавок достаточно критичны к литературе соцреализма, которую в промышленных количествах производили их современники. И сами они, и те коллеги, чьё мнение заслуживало внимания, понимали: дилогия о Бендере — то, чем будет гордиться не только советская, но и русская проза, а что это станет классикой (и, может быть, вообще единственным, что останется от всей прозы рубежа 1930-х, когда уже замолчал Бабель и ещё не был написан «Мастер») — это мало кому приходило в голову.Набоков считал «Стулья» и «Телёнка» единственным, что дала советская литература; а у Набокова вкус был.
Литераторы пишут не просто трагикомедию о похождениях Великого комбинатора в компании бывшего предводителя дворянства Ипполита Матвеевича Воробьянинова («Двенадцать стульев»),проходимца Паниковского и мелкого жулика Шуры Балагановам («Золотой телёнок»). Мораль у всех произведений была такая, какую не видывали даже всемогущие басни Крылова. Такая мораль была очень нужна молодому Советскому государству. На удивление, читаешь и понимаешь, что несмотря на свою карикатурность и фарсовость, романы Ильфа и Петрова дают такой глобальный образ той эпохи. Они прочитываются и как документ идеализирующих, героико-романтических настроений тех лет, и как одна из наиболее едких сатир на миропорядок, явившийся следствием революции.
Ильф и Петров стали кладовой убийственно смешных реплик
Почему так получилось? Рейтинг цитируемости. Массовый тираж, даже и любовь масс — сами по себе ничего не решают. Литературой является то, что уходит в язык: Окуджава заметил как-то, что в фольклоре остаётся только качественное — потому что качественно то, что многими поётся, то, что ко многим приложимо. Если оно многими исполняется — значит, универсально, значит, сказано нечто верное и общечеловеческое.
Ильф и Петров стали настоящей кладовой паролей , диагнозов и определений .И пусть Ильф с Петровым не сами выдумали «красивого и толстого парнишу» — это словечки АделиныАдалис, ныне, увы, забытой. И «ключ от квартиры, где деньги лежат» — тоже было ходовое выражение в кругу Мыльникова переулка, где собирались у Катаева сотрудники «Гудка», кружок одесских и московских неистощимых, как говорится, остряков. Положим, реплики Бендера — равно как и самое его имя, взятое у Остапа Шора, — принадлежали этому узкому кружку одесситов и частично москвичей, но цитируются-то в основном не они, а то, что Ильф с Петровым придумали сами. Реплики Бендера — «Вот тебе седина в бороду, вот тебе бес в ребро», «Кто скажет, что это мальчик, пусть первый бросит в меня камень», Нью-Васюки, дети лейтенанта Шмидта, «Воронья слободка» — всё это изобретено, а не заимствовано; «сермяжная правда» ВасисуалияЛоханкина и «Хо-хо!» Эллочки-людоедки — всё это давно часть языка. Жолковский написал даже, что Ильф и Петров потому так цитируемы, что описали почти все советские локации и придумали остроты на любые случаи, то есть приложимы ко всей здешней повседневности (Дилогию часто называют «энциклопедией советской жизни»).
Миф о великой перестройке мира со всей сопутствовавшей ему романтикой самоотверженного труда, арктических полетов, освоения пустынь, строительства нового быта и т. п. был неотъемлемой частью воздуха эпохи: им жили, в него верили, о нем пели в песнях. Отмахиваться от присутствия этого мифа в «Двенадцати стульях» и «Золотом теленке» значило бы изымать эти романы из исторического контекста и произвольно сужать их художественный горизонт.
Давайте вспомним хитросплетения романов, поучаствовав в викторине (нажмите на картинку):
Романы Ильфа и Петрова ценны тем, что вяркой и, в определенных пределах, объективной форме запечатлевают это противоречивое видение мира, не сводя картину советской России ни к безоговорочной романтической идеализации, ни к тотальному осуждению.
Ильф и Петров верили в социализм, хотя их представление об этой формации, по-видимому, всерьез отличалось от той реальности, которая сложилась в 1933-34 гг. Возвышенно-романтический элемент не служит чем-то вроде отписки для цензуры и критики, но вводится систематически, закрепляясь в качестве необходимой составляющей художественного целого. Отступления и панорамы, посвященные социализму и его стройкам, размещены в важных композиционных зонах романа: в началах и концах, в кульминациях, в паузах перед крупными поворотами сюжета. Отблеск “прекрасного нового мира” падает на некоторые из наиболее комичных бытовых эпизодов, например, на склоку в коммунальной квартире, даваемую в параллельном монтаже с полярной эпопеей летчика Севрюгова. Последняя часть «Золотого теленка», где Бендер едет в литерном поезде на Турксиб, вся построена на ироническом контрасте торжественной эпики социализма и его будничных несовершенств.
А напоследок несколько цитат из Ильфа и Петрова….Улыбнитесь!!!
Мероприятие подготовила библиотекарь Любимова Ю.Н.
Размещение на блоге библиотекарь Любимова Ю.Н.
